Трое и боги [= Трое и Дана] - Юрий Никитин

– Она… красивая, – ответил Таргитай, задыхаясь.

Веревка не поддалась рывку, он выхватил нож, и девушкаосвобожденно упала ему на руки. В огромных благодарных глазах были страх инедоверие. Она поспешно стряхивала веревки.

В толпе орали, появились люди с оружием. Таргитай встретилпервого толчком в грудь, но сзади напрыгнули двое. Он раскрутился, зашвырнулдалеко с помоста. Теперь уже лезли со всех сторон. Он зашатался под градомударов. Били кулаками, ногами, тащили к краю, пытаясь сбросить с помоста.Таргитай сопротивлялся отчаянно: внизу просто затопчут. Девушка с крикомотшвырнула одного, другого хватила острыми, как у зверька, зубами. Тот взвыл ивыпустил Таргитая, а Таргитай, в свою очередь, вырвал ее из лап добровольныхпомощников.

Он взревел, ощутив наконец злость, начал локтями и кулакамибить во все стороны. В ушах звенели крики, на губах кровь. Его били по голове,плечам, хватали за руки.

В какой-то миг его подтащили к краю, но сзади хрястнуло,раздался дикий крик. Запахло свежей смолой. Он ощутил, что может перевести дух.Человек в красном свалился мешком, а девушка с размаху ударила поленом второго.

– Спа…сибо, – прохрипел Таргитай.

– Ты кто? – вскрикнула она. Голос ее был тонкий и нежный, нов нем чувствовалась и сила.

– Потом, – ответил Таргитай сипло.

Он сбил двух, пытавшихся взобраться, а невеста Маржелясильным ударом полена снесла с помоста широкоплечего воина: тот вскарабкалсясзади и пытался ударить Таргитая в спину.

В толпе орали. Кто возмущенно – оскорбился за векамиосвященный ритуал, а кто лишь улюлюкал и подбадривал драку: всегда приятно,когда бьют не тебя, а другого. Из здания на той стороне выбежали похожие, какзерна гороха, воины. Все в доспехах, с короткими мечами, у каждого круглыйлегкий щит на левой руке.

Удерживаться на помосте становилось труднее. Его толкали,били, тащили, в голове стоят звон и шум крови, но в последний миг услышалзнакомый рев. Руки, сжимающие горло, исчезли.

Таргитай стоял на коленях, дышал как загнанный конь. Кровьзаливала глаза. Толпа бесновалась, люди с мечами проталкивались к помосту, умногих в руках появились луки.

Девушка держала над головой суковатое полено. На щеке кровь,сквозь прорехи изорванной в клочья рубашки блистало ослепительной чистотойнежное тело. Золотые волосы победно развевались. Она тоже тяжело дышала,крупная грудь ходила ходуном, едва не прорывая рубашку. Мрак, озверелый инастороженный, по-волчьи двигался по самому краю помоста, готовый разбитьголову всякому, кто осмелится приблизиться. Олег сбросил последнего, в краснойрубашке, заорал, перекрывая шум:

– Послушайте!.. Да послушайте же!

Шум начал стихать, но лучники окружили помост, вскинулилуки. В толпе из особо нарядных горожан выделился один с белыми, как лунь,волосами.

– Кто такие? Пошто нарушаете наш праздник?

Мрак открыл рот для ответа, но Олег опередил:

– Мы странники. Идем через ваш город. Мы только-толькозашли! Мы не собираемся вмешиваться в ваши обычаи. Мы их просто не знаем еще.

Старейшина оглянулся на своих. Двое кивнули:

– Еще днем их в городе не было.

Старейшина, или местный князь, хмыкнул:

– А чего ищете?

– Пришли поклониться славе Вечного Города! Все, что намнужно, – это кров на ночь-две. И еда. Мы заплатим.

– Тогда почему…

– По невежеству! – бросил Олег негодующее. – По дурости! Увас ведь тоже одни умные, а другие… не совсем? У нас такой этот. Да выпосмотрите сами! Почему не прибили его по дороге сами, ума не приложу.

Таргитай ощутил себя на перекрестье взглядов. На негосмотрели старейшины, смотрела вся толпа и, хуже всего, в ожидании смотреламолодая девушка. Жаркая кровь прилила к щекам, залила шею, а уши засветилиськрасным.

– Да, – произнес старик саркастически, – не завидую вам стаким спутником… Скажи, герой на помосте, зачем ты это сделал?

Таргитай открыл и закрыл рот, снова открыл. Кровь текла изразбитого лба, заливала глаз. Во рту привкус, будто жевал железо. Всей кожейчувствовал недоброжелательные взгляды, что переходили в насмешливые,издевательские, а то и вовсе обидно-жалостливые.

– Не знаю, – ответил он наконец, едва шевеля разбитымигубами. – Не знаю…

Раздался смех. Ждали уверток, вранья, хитростей, даже наглыхугроз, но не такого чистосердечного признания. Старик сказал громче, ярость изгрозного голоса уже испарилась:

– Не знаешь, что осенью приносят жертву?

– Знаю. И весной тоже…

В толпе уже откровенно хохотали, указывали на него пальцами.

– Так почему вмешался?

Таргитай ответил убито:

– Не знаю.

Смех стал общий, хохотала вся площадь. Враждебные взглядысменились покровительственными: на обиженного богами грех обижаться людям.Старик крякнул, неодобрительно посмотрел на Олега:

– Как же даете ему носить меч? Он же себе ноги отрубит. Илиеще что похуже.

Олег успокаивающе развел руками:

– Наш дурень даже не знает, как его вынимать. Просто носит.Для украшения. Вы ведь тоже грузите, я сам видел, на длинноухую лошадкувсякое-разное? Понятно, ей говорите, что украшает!

Уже по всей площади гремел смех. Сзади негодующе вскрикнуладевушка. Ее стройная фигурка мелькнула на помосте и оказалась рядом сТаргитаем. Полено было в обеих руках.

Олег достал из мешочка последние монеты.

– Мы винимся и готовы заплатить за ущерб. Таргитай, слезай спомоста! Мрак, поторопи дурня.

В толпе расступились уже без страха, с сочувствием. Мраксдернул дурня с помоста, потащил через площадь. Его даже похлопывали по плечу,утешали. Обиженного богами грех обижать людям.

Таргитай стряхивал кровь, размазывая по лицу. Распухшие, каколадьи, губы едва шевелились.

– Неправильно… Все равно… неправильно…

– Захлопни пасть, – зло оборвал Мрак.

На удаляющемся помосте Олег торговался с отцами города.Девушку снова прикрутили к столбу. Уже всей толпой собирали разбросанныеполенья, гурьбой раздували уголья.

Таргитай в последний раз оглянулся, сгорбился, как воронапод дождем.

– Нельзя так…

– Так устроен мир, – оборвал Мрак. – Ты знаешь, чтонатворил? Олег тебя убьет. Последние деньги! Теперь ночевать под забором, а наужин разве что погрызть землю?